Несправедливость Лингвистики!

Порой мысли о пройденном обучении тают как мороженное на солнце. Вот учишь ты математику все 5 лет, а на выпускном экзамене по той же самой математике у тебя спрашивают особенности Эволюции Дарвина. Или, как со мной, учишь лингвистический анализ текста: стилистические средства, особенности написания автора, тематические и семантические поля - а контрольный вопрос на экзамене из рода экстрасенсорики! Вот как из маленького отрывка большой книги, причем отрывка из середины всего рассказа, можно выявить от куда главная героиня, где она училась и что это за школа? Отрывок повествует о сложных днях в школе, где дети страдали от недостатка еды и были вынужденны сидеть на церковных службах. И после прочтения этого отрывка я поняла, что главная особенность - это контекстуальная метафора - дети сравниваются с солдатами, которые разделяют сложную, скорее всего военную, жизнь в казарме или на поле боя. Но нет, экзаменаторов больше волновало не лингвистические или стилистические особенности текста, а моя догадка. Я постаралась её включить и, исходя из прочитанного отрывка, сделала своё предположение - школа для девочек при церкви, время военное, т.к. еды было мало и небольшой выбор. Но нет, экзаменаторы печально взглянули на меня, что означало, что за подобный ответ не может быть хорошей оценки. Опечаленная я вышла в коридор и спросила у однокурсницы, которая читала эту книгу полностью, о том, где же училась главная героиня. На что она мне ответила, что из данного отрывка невозможно сказать от куда она и где обучалась, ведь для этого надо прочитать первые главы, чтобы понять, что она находится в приюте!!! Для этого экзамена чтение определенных книг не обязательное, главное - правильный предпереводческий анализ... но меня спросили именно содержание текста, будто я сдавала экзамен по Иностранной Литературе! 

Вообщем очень обидно... настроение было испорченно, не смотря на то, что экзамен я сдала, но не на ту оценку, которую ожидала. Обидно еще то, что я получила "3" - как и многие те, кто абсолютно не готовился к экзамену, в течении всего года валял дурака, прогуливал или просто несерьезно относился к обучению. Вообщем, это всё мелочи, но настроение в такой день (свадьба подруги) было испорчено. 

Придя домой после праздника, я нашла этот текст на русском языке, чтобы проверить правильность моего понимания данного отрывка и лишний раз убедилась в несправедливости... эх, ладно. Пора спуститься на землю: Если несправедливость есть во всем мире, то почему её не должно быть в ЛИНГВИСТИКЕ?!

Вот этот отрывок текста на русском языке (мой отрывок был оригиналом - на англ.яз):

"Глава VII

 Первые три месяца в Ловуде показались мне веком, и отнюдь не золотым. Я с трудом привыкала к новым правилам и обязанностям. Страх, что я не справлюсь, мучил меня больше, чем выпавшие на мою долю физические лишения, хотя переносить их было тоже нелегко.

 В течение января, февраля и части марта — сначала из-за глубоких снегов, а затем, после их таяния, из-за весенней распутицы — наши прогулки ограничивались садом; исключением являлось лишь путешествие в церковь, но в саду мы должны были проводить ежедневно час, чтобы дышать свежим воздухом. Убогая одежда не могла защитить нас от резкого холода; у нас не было подходящей обуви, снег набивался в башмаки и таял там; руки без перчаток вечно зябли и покрывались цыпками. Я помню, как нестерпимо зудели по вечерам мои опухшие ноги, и те муки, которые я испытывала утром, всовывая их, израненные и онемевшие, в башмаки. Доводила нас до отчаяния и крайняя скудость пищи; у нас был здоровый аппетит растущих детей, а получали мы едва ли достаточно, чтобы поддержать жизнь больного, дышащего на ладан. Особенно страдали от недостатка пищи младшие воспитанницы. Взрослые девушки, изголодавшись, пользовались каждым случаем, чтобы лаской или угрозой выманить у младших их порцию. Сколько раз приходилось мне делить между двумя претендентками драгоценный кусочек серого хлеба, который мы получали в пять часов! Отдав третьей претендентке по крайней мере половину моего кофе, я проглатывала остаток вместе с тайными слезами, вызванными мучительным голодом.

 В эти зимние месяцы особенно унылы бывали воскресенья. Нам приходилось плестись за две мили в брокльбриджскую церковь, где служил наш патрон. Выходили мы уже озябшие, а до места добирались совершенно окоченевшие: во время утренней службы руки и ноги у нас немели от стужи. Возвращаться домой обедать было слишком далеко, и мы получали между двумя службами такую же крошечную порцию мяса и хлеба, какая нам полагалась за обедом.

 По окончании вечерней службы мы возвращались домой открытой холмистой дорогой; резкий ветер дул с севера, с заснеженных холмов и буквально обжигал нам лицо.

 Я вспоминаю, как мисс Темпль быстро и легко шагала вдоль нашей унылой вереницы, плотно завернувшись в свой шотландский плащ, полы которого трепал ветер, и ободряла нас словом и примером, призывая идти вперед, подобно «храбрым солдатам». Другие учительницы, бедняжки, были обычно слишком угнетены, чтобы поддерживать нас.

 Как мечтали мы, возвращаясь, о свете и тепле яркого камина! Но малышам и в этом было отказано: перед обоими каминами немедленно выстраивался двойной ряд взрослых девушек, а позади них, присев на корточки, жались друг к другу малыши, пряча иззябшие руки под передники.

 Небольшим утешением являлся чай, во время которого полагалась двойная порция хлеба — то есть целый ломоть вместо половины — и, кроме того, восхитительная добавка в виде тончайшего слоя масла. Мы мечтали об этом удовольствии от воскресенья до воскресенья. Обычно мне удавалось сохранить для себя лишь половину этого роскошного угощения, остальное я неизменно должна была отдавать.

 В воскресенье вечером мы обычно читали наизусть отрывки из катехизиса, а также V, VI и VII главы от Матфея и слушали длинную проповедь, которую нам читала мисс Миллер; она судорожно зевала, не скрывая утомления. Сон настолько овладевал младшими девочками, что они валились со своих скамеек и их поднимали полумертвыми от усталости. Помогало одно: бедняжек выталкивали на середину комнаты и заставляли стоя дослушать проповедь до конца. Иногда ноги у них подкашивались, и они, обессилев, опускались на пол; тогда старшие девочки подпирали их высокими стульями."